Горький Максим - Кирилка
А.М.Горький
Кирилка
...Когда возок выкатился из леса на опушку, Исай привстал на козлах,
вытянул шею, посмотрел вдаль и сказал:
- Ах ты чёрт,- кажись, тронулась!
- Ну?
- А право... как будто идет...
- Гони скорее!
- Э-эх ты, мар-рмаладина!
Коротенькое и толстое животное, с ослиными ушами и шерстью пуделя, от
удара кнутовищем по его крупу отскочило в сторону с дороги, остановилось и,
перебирая на месте ногами, обиженно закачало головой.
- Н-но, я тебе пококетничаю! - крикнул Исай, дергая вожжами.
Псаломщик Исай Мякинников - уродливый человек, сорока лет от роду. На
левой щеке и под челюстью у него росла рыжая борода, а на правой вздулась
огромная кила,- она, закрыв ему глаз, опускалась морщинистым мешком на
плечо. Отчаянный пьяница, недурной философ и насмешник, он вез меня к
своему родному брату и моему товарищу, сельскому учителю, умиравшему от
чахотки. За пять часов времени мы не проехали и двадцати верст, потому что
дорога была скверная, а то фантастическое животное, которое везло нас,
имело дурной характер. Исай называл его шишигой, жёрновом, ступой и другими
странными именами, причем каждое из них одинаково шло к этому коню, метко
подчеркивая ту или иную из особенностей его внешности и характера. И среди
людей часто встречаются такие же сложные существа, которых как ни назови,-
всё будет впору, лишь имя человека к ним нейдет.
Над нами нависло серое небо, сплошь покрытое тучами, вокруг
распростерлись луга в темных пятнах проталин. Впереди, верстах в трех,
возвышались синеватые холмы горного берега Волги, тяжелое небо опиралось на
них. Река была невидима за косматой гривой прибрежных кустов. С юга дул
ветер, вода в лужах морщилась и гримасничала, в воздухе метался скучный,
сырой звук,- хлюпала грязь под ногами лошади...
- Задержит нас река,- говорил Исай, подпрыгивая на козлах.- А Яков не
дождется и помрет... тогда из всего нашего странствия выйдет одно
бесполезное ут-руждение плоти... Но ежели мы и застанем его в живых - какая
польза? Одна помеха и больше ничего... в час смертный не следует торчать
пред глазами отходящего, нужно оставить человека одного, дабы не отводить
его взгляда вовнутрь себя на предмет посторонний... В час смертный человек
должен смотреть в глубину своего сердца, а не на пустяки, ибо живой для
умирающего есть пустяк и лишний предмет... Положим, оно так уж полагается
законом жизни, чтобы у одра предстояли близкие покидающего юдоль сию... но
ежели рассуждать с употреблением разума, а не мозгом пяток наших, то
опять-таки окажется, что в этом обычае нет пользы ни живым, ни мертвым, а
одно излишество в терзании сердца. Живой не должен и вспоминать о том, что
есть смерть и ждет его она... Живому это вредно, потому что отемняет
радости... Ты, чёртов пест! Играй ногами веселей!.. Н-но!..
Исай говорил однотонно, густым, сиплым голосом, и его нелепая, длинная
фигура, закутанная в широкий, дырявый рыжий армяк, неуклюже болталась на
козлах, подпрыгивая, перегибаясь с боку на бок, кланяясь и откидываясь
назад. Широкополая черная шляпа, подарок батюшки, была привязана тесемками
под бородой, и ветер бросал в лицо Исая концы тесемок Псаломщик тряс острой
головой, шляпа съезжала ему на глаза, полы армяка раздувались от ветра.
Исай вертелся, ежился, ругался, а я, глядя на него, думал о том, как много
человек тратит энергии на борьбу с мелочами. Если б нас не одолевали
гнусные черви мелких будничных зол,- мы легко раздавили бы страшных змей
наших несчастий.
- Идет! - уныло воскликнул Исай.
- Видишь?
- Вижу в кустах лошадей, и люд